Равнодушно глядя в сторону, девочка осторожно скользнула рукой под шубу и нащупала в сумочке на поясе веритометр. Одно за другим слова эти приходили мне в голову, повторяясь снова и снова с утомительным, механическим однообразием. И получилось так, что в какойто степени реализовать себя мне помогло именно то, чего я никогда всерьез не воспринимал. Эти крошечные точечки нарушений в моей полевой информационной структуре получали подпитку, усиливались и, если раньше они практически не влияли на мои поступки, то теперь, получив усиление, стали активно определять мое поведение. В основе всех человеческих ценностей лежит любовь к близкому человеку, к окружающему миру.
Вначале они продвигались двольно быстро, но чем дальше, тем все более медленным и опасным становился их путь. Для идеалиста все постулаты науки, особенно когда это касается человека, выглядят совершенно нелепыми. Она протянула руку и начала массировать одеревеневшую ногу; поначалу ей казалось, что она пытается вымесить тесто из камня. Густой румянец вдруг разлился по его поблекшему лицу, и он опять опустился на стул, как бы сознавая, что обнаружил слабость, которую ему хотелось бы скрыть. Ее бедро превратилось в рычаг, Норман наткнулся на него и беспомощно взлетел в воздух; выражение ярости на его физиономии сменилось маской потрясения. Было постоянное улучшение результатов, и сбоев практически не было.
Странная тревога охватила меня. Теперь он спокойней, чем был, если только его не раздражать; еще более угрюм и подавлен, но не так буен.
Но на эту осень жаловаться грех. Неожиданно в виске возникла сильная боль, и я понял, что ктото очень настойчиво хочет передать какуюто информацию. Человечество похоже на эквилибриста, который шел по дороге, а потом вступил на тонкую проволоку и продолжает сохранять равновесие, но, задумавшись, не заметил, что идет уже не по дороге, а по проволоке. Бесполезно! Дверь по-прежнему заперта, и в комнате не слышно ни звука! Меня не было сегодня дома; я вернулся только четверть часа назад. Она всегда имела работу, которая ее не устраивала, не давала ей возможности развернуться и проявить себя. У меня, напротив, сразу отлегло от сердца: его последние слова показали мне, в чем состояло затруднение, а так как для меня его вовсе не существовало, то смущение мое рассеялось, и я продолжала разговор в более шутливом тоне. Мистер Линтон утром положил ей на подушку букетик золотых крокусов; когда она проснулась, ее глаза, давно уже не загоравшиеся блеском удовольствия, остановились на цветах и радостно просияли.
Я думал, что это возрастное, и особенно не волновался, но у тех, кто находился радом со мной, стали происходить странные вещи со зрением. Что можно было сказать после этого? Я творила чудеса с убийцами — я никогда не продвигалась, ни на один дюйм с тетушкой Эбльуайт. Голос Самюэля (очевидно, в ответ на вопросы, которых я не слышала) произнес очень ясно: — Пожалуйте наверх, сэр.
http://jesse-lauren.blogspot.com/
Комментариев нет:
Отправить комментарий